Сказка Венских дворов

В глубине двора, под самой крышей дома, где за зелёной паутиной девичьего винограда стены отдыхали от полуденного зноя, приютилось маленькое окошко. Из его настежь открытых ставней лилась грустная мелодия. Пропуская сквозь себя звуки, белые занавески тихо раскачались в такт музыке, то появляясь, то исчезая в синеве бескрайнего неба. Устав от дневного безделья, рыжий кот, развалившийся на ржавом карнизе, безразлично смотрел в пустоту двора, лениво отмахиваясь от назойливых мошек длинным, красивым хвостом. Время от времени он садился, изгибал спину и вытянув вперёд лапы, лениво потягивался. Размявшись он снова ложился и сливаясь с выцветшей черепицей, вновь отдавался в объятия морфея. Нежные, льющиеся звуки мелодии, погружали застывшую атмосферу двора в чарующий сон, и только на старом, потёртом подоконнике, которого давно никто не касался, к этим звукам внимательно прислушивался старый смычок. Он давно здесь жил, наверное лет десять, а может и больше. Время стёрло с него парадный лоск, усы давно поредели, стали жёсткими и обвислыми, а кое-где его лакированную поверхность, словно старческие морщины, покрыли трещины. Смычок давно не приводил себя в порядок. Да и зачем? Здесь под сенью разросшейся герани он мог, никого не стесняясь предаваться воспоминаниям. Его уже давно никто не беспокоил и только эта мелодия из соседнего окна снова и снова возвращала его к тому дню, который он никак не мог забыть. От него всё время ускользало что-то важное. Что-то, чего он так и не смог понять за все эти годы… — Дорогая, доброе утро, пора вставать! Смычок потянулся, и с нескрываемой любовью окинул взглядом свою подругу. Вот она, подумал он и счастье зазвенело в его молодой душе, звонкой натянутой струной. Словно Даная, раскинувшись на своём бархатном ложе, виолончель источала красоту и спокойствие. Изогнутые бока, покрытые тонким слоем лака, отражали на своих поверхностях затейливые узоры потолка и блеск большой позолоченной люстры. Казалось что она облачилась в роскошное, расшитое золотом платье с белоснежными оборками. Струны подчёркивали изящность стройной фигуры, а венчавшая тонкую шею маленькая головка с бантиками, говорила о женственности. Каждый обвод её тела отдавался в душе смычка восторженной мелодией. — Ну когда же наконец придёт этот несносный юноша», подумал смычок, сердито ворочаясь в своей узкой постели. — Мне давно пора привести себя в порядок, вечно он задерживается. Приходит когда ему вздумается. Вот и сегодня совсем заспался, а на репетицию не гоже опаздывать. — Эх молодость, молодость. Ворча и поглядывая на двери, смычок не довольно топорщил усы, внимательно прислушиваясь к шагам в коридоре. — Ну наконец то! — облегчённо вздохнул он, уловив вдалеке знакомые шаги. Дверь заскрипела и на пороге появился нечёсанная фигура в красном бархатном халате. Торчащие из-под полы голые ноги были облачены в мягкие тапочки, которые постоянно сваливались, делая походку юноши какой-то дёрганой. — Бог ты мой, — подумал смычок, — ну и вид! Где он вчера болтался? Хоть бы руки нормально держали, а то не ровён час выронит меня в самый не подходящий момент. Юноша подошёл к столу, нежно провёл пальцами по тёплой поверхности виолончели, коснулся струн, взял в руки бархатную тряпочку и смахнув пылинки с её боков, настежь распахнул окно. В комнату ворвался лёгкий весенний ветерок, неся на своих крыльях дурманящий аромат цветущих акаций.
— Вот не путёвый, — ну почему мне так с ним не повезло, — вздохнул смычок, исподлобья глядя на юношу. — Ладно, пора уже, хватит всякой ерундой заниматься. Немного постояв у окна, молодой человек вернулся к столу и вытащив из футляра смычок, принялся приводить его в порядок. — Так! Возьми меня покрепче, да не размахивай руками в разные стороны, у меня голова кружится. Теперь проверь как натянут конский волос. Возьми там в коробочке канифоль и тщательно натри причёску До блеска! И не халтурь! Вот так, уже лучше. Руки привычно выполняли утреннюю работу и закончив её, уложили смычок на место. — Не закрывай крышку, хочу свежим воздухом подышать, — скомандовал смычок. — Можешь пока идти, я ещё немного полежу. Юноша послушно повернулся к дверям и тихонько насвистывая весёлую мелодию, вышел запинающейся походкой из комнаты. Шаги смолкли в глубине коридора и в зале вновь воцарилась тишина. — Господи, как я от него устал, — пробурчал смычок, — а мне с ним ещё целый день сегодня работать. Поворчав ещё немного, он повернулся к своей королеве, которая мирно дремала на бархатном ложе. — Дорогая, как ты там? Просыпайся! Пора! Не дождавшись ответа смычок вздохнул, повернулся, и окинул её влюблённым взглядом. Мягкие линии плавно переходили в талию, а две прорези по бокам, словно кокетливо прикрытые веки, всё время держали его в напряжении. Какие великолепные формы, какие обводы, какие линии. Мне повезло. Мало того, что она хороша собой, так она ещё и из прекрасной семьи. Нас когда-то познакомил Антонио Гварнери. Он долго выбирал мне пару и наконец-то привёл её. Она благоухала свежим лаком, струны звенели чистотой, а гриф так и манил глубоким чёрным цветом. Она светилась молодостью и энергией. Любовь была с первого взгляда. Первое прикосновение отозвалось в комнате глубоким и нежным звуком. Мастер улыбнувшись, посмотрел на влюблённых и благославя, уложил их на брачное ложе из красного бархата. Шли годы. Смычок поменял много помощников. Сперва ему ассистировал молодой безусый юноша. Правда большим старанием он не отличался. То и дело бросал репетиции, сбегая куда-то с мальчишками. Смычок никак не мог настроится на нужный лад. От расстройства, звуки рождались злыми и корявыми. Затем ему удалось взять в помощницы даму. Она хоть и не отличалась большой старательностью, но намного лучше выполняла свои обязанности. Благодаря ей, его несравненный талант заметили среди сборища бездарных посредственностей, который все называли оркестром. Следующим асистентом стал степенный мужчина. Его твёрдая рука уверенно выполняла свою работу. Звуки складывались в гармонии, но чувств в душе не вызывали. Репетиции сменялись концертами. Гастроли следовали за гастролями. По расписанию спать, по расписанию вставать. Тихая размеренная жизнь. Только вот через какое-то время рука перестала быть твёрдой. Овации смолкли, цветов поубавилось, а от стареющего ассистента чаще исходил аромат дешевого вина, чем одеколона. В конце концов этот несносный алкоголик забыл нас в старом и пыльном чулане. Больше я его никогда не видел. Через месяц нас отнесли в магазин, где наконец-то мне удалось подобрать нового помощника. Юноша приходил каждый день. Он подолгу рассматривал инструменты, брал их в руки, и прикасаясь к грифу, прислушивался к издаваемым звукам. Ему всё время что-то не нравилось. Он качал головой, вздыхал и вновь возвращался на следующий день. Наконец это случилось. Его взгляд остановился на мне. Рука с тонкими пальцами прикоснулась к моим волосам, попробовала провести из стороны в сторону и наконец позволила мне прикоснуться к её струнам. Бог мой! Какой восхитительный звук родился от этого прикосновения. Смычок скользил, наслаждаясь близостью своей королевы. Его движения становились всё увереннее. Мелодия, до краёв наполнившая комнату вырвалась из окон и понеслась по весенней улице, заставляя оборачиваться удивлённых прохожих. — Вот это да! — Восхищённо воскликнул юноша. Он нежно погладил инструмент и склонив к нему голову, тихо прошептал:«Наконец-то я тебя нашёл». Смычок никак не мог прийти в себя. Никогда за долгие годы ему не удавалось сыграть так вдохновенно. Никогда его движения не вызывали такой поток радости и удовольствия. Да с этим юношей мы сработаемся. Ему конечно есть над чем работать, ну да с моей помощью он справится. Смычок удовлетворённо хмыкнул и гордо раскланявшись перед единственным зрителем в лице хозяина лавки, который незаметно смахнул слезу, вновь удалился в тень своей королевы. — Сколько? — спросил молодой человек. — 100 шиллингов, — ответил старый еврей в засаленном сюртуке. Покупатель безнадёжно вздохнул, бережно захлопнул кофр и с нескрываемой грустью вернул инструмент на место. — Таких денег у меня нет, и вряд ли они появятся в скором времени. Маленький, сморщенный от времени и невзгод торговец, с нескрываемой жалостью смотрел на юношу. Он даже не подозревал, что из этого старого инструмента можно извлечь такие чарующие звуки. Наконец поразмыслив немного, он бережно вытащил из-под прилавка большую амбарную книгу и открыв её на нужной странице, молча заскрипел пером. — Я продам вам виолончель, но с одним условием, произнёс он тихим уставшим голосом. — Вы будете приносить мне по 10 шиллингов каждый месяц, в течении года. В качестве процентов я попрошу вас раз в год приходить ко мне и играть для моей маленькой Сары. Старый и пыльный старик не может дать ей столько нежности, как ваша музыка. Не веривший своему счастью, юноша растерянно стоял посреди магазина и удивлённо смотрел на старого еврея. В его взгляде смешались благодарность и страх. Судьба редко дарила ему минуты счастья, а на такое он вообще не рассчитывал. Не зная, как благодарить старика, он неловко поклонился, и взяв в руки перо старательно вывел своё имя в нужной графе. — Ну вот и всё, теперь можете идти и не забывайте про наш уговор, — сказал старый торговец, провожая юношу до дверей. Какое это было счастье! Теперь смычок практически не расставался со своей королевой. Репетиции шли целыми днями. Месяц за месяцем, год за годом. Смычок продолжал терпеливо оттачивать мастерство своего подопечного. Юноша рос, и из робкого, застенчевого мальчика, превратился в статного молодого человека. Движения рук стали уверенными, а мелодии наполнились буйством молодости, страстью и нежностью. Смычок без устали скользил по струнам, радостно наслаждаясь близостью своей избранницы. Ах какие это были времена. Концерты, овации, цветы! Затем снова репетиции и вновь овации и крики бисс! Из комнаты под крышей, смычок переехал на второй этаж доходного дома, а затем вместе с помошником они переселились в роскошную квартиру в центре города. Казалось мечтать уже было не о чем. Старый, потёртый кофр сменился на новый. Роскошный, с великолепным бархатным ложем и новенькой кожей, пахнущей дорогими перчатками — он как нельзя лучше подходил для его нежной подруги. Теперь смычок выбирал где и что ему играть. Приглашения горой лежали на соседней тумбочке. Вместе со своим помошником он каждый вечер тщательно их перечитывал, и выбрав программу концерта, углублялся в партитуру, до ночи оттачивая сложные пассажи.

Смычок поворочался на своём ложе и вдруг его взгляд упал на стоящий на столе календарь. Да, да именно сегодня был тот самый день, когда каждый год смычок не принадлежал сам себе. Это был день, когда овации концертных залов, сменялись холодом улицы, озарённой светом мерцающих ламп. Этот был тот самый день, который смычок так не любил. В этот день юноша прихватив раскладной стул и кофр, шёл по освещённым улицам через весь город. Устроившись под окнами погасшей витрины, он вытаскивал инструмент, настраивал его и с нежностью посмотрев на окна стоящего напротив невзрачного дома, начинал играть. Коснувшись струн, смычок чувствовал необыкновенную вибрацию, исходящую от рук музыканта.

Превратившись в движение она извлекла из сердца инструмента необыкновенно чувственный и чистый звук. Медленная и тягучая мелодия постепенно заполняла вокруг себя морозный воздух. Поддавшись вибрации, разноцветные снежинки трепетали на свету, кружась в отражении неоновых ламп. Мелодия крепла, в ней начинали ощущаться все недосказанные слова и скрытые чувства. Погрузившись в свой мысли, юноша, закрыл глаза и прижавшись щекой к грифу, что-то нежно нашёптывал виолончели.

Продолжая наполнять улицу, чарующими звуками мелодии, он раскачивался из стороны в сторону, то и дело откидывая со лба пряди не покорных волос. Морозный ветерок, закружив мелодию в вихре искрящихся снежинок, поднимал её всё выше и выше. Наконец она достигла окон на последнем этаже. В тот же миг занавески дрогнули и за ними мелькнуло бледное личико юной красавицы. Приоткрыв створку окна, она прильнула к стеклу, жадно впитывая звуки инструмента. Мелодия лилась, передавая девушке всю глубину чувств юноши. Трепет и тепло его души потоком вливались в сердце красавицы. В глубине её глаз сверкнула искорка, скатившись по щеке прозрачной слезинкой. Закончив играть, юноша дул на руки, пытаясь согреться и вновь начинал новую мелодию. Так красиво и проникновенно инструмент не звучал никогда. Казалось, что у него появилось сердце, а внутри поселилась трепетная душа. Руки музыканта летали по грифу, по особому извлекая звуки из струн.

В этот момент смычок ощущал свою беспомощность и бесполезность. Он чувствовал, что играет не сам, а вот кто — не понимал. Наконец концерт закончился, окошко закрылось, красавица исчезла в глубине комнаты, а юноша сложив инструмент, медленно побрёл домой, ежась от холода.

Улица опустела, но в морозном воздухе надолго застыла нежная мелодия, рождённая любящим сердцем и душой.

Шли годы, время взяло своё. Чёрный, блестящий фрак смычка потускнел и потёрся. Тело местами поскрипывало и потрескалось. И вот однажды он оказался на подоконнике, под тенью развесистой герани. Новый кавалер был строен и подтянут. Его образцово натянутые струны лоснились канифолью, а звуки, которые он извлекал из виолончели, мало чем отличались от тех, которые удавалось извлекать ему.

— Что-то тут не так, — размышлял смычок. — Какая разница в том, кто из нас прикасается к струнам. Музыка от этого не рождается. Значить не во мне дело? А в ком тогда? Смычок посмотрел в глубину двора, прислушавшись к мелодии доносившейся из окон напротив. Вздохнув, он уловил фальшивые нотки и с негодованием пошевелив седыми усами, принялся костерить своего коллегу. Рыжий кот, потревоженный его ворчанием лениво приподнял голову, повёл ухом и закрыв глаза, вновь слился с черепицей. Полуденный зной, лениво покачивая занавески, вступил в свои права.

Есть люди, которые пребывают в собственном неведении всю жизнь, и в этом неведении счастливы. Не нужно их беспокоить.

В этом удивительном городе музыка звучит везде.